Ревматоидный артрит у ренуара

В один из летних дней 1919 года парижский Лувр был открыт, по распоряжению директора Департамента изящных искусств, только для одного посетителя. Его медленно провозили по залам в инвалидном кресле, поскольку сам он уже несколько лет не мог самостоятельно передвигаться из-за тяжелой болезни суставов. Он был чрезвычайно худ, а кисти его рук выглядели сильно обезображенными вследствие значительной деформации. 

Неожиданно посетитель попросил задержаться перед одной из картин и сказал сопровождавшему его другу с удовлетворением и торжеством: «Наконец я увидел ее выставленной». Эта картина, привлекшая внимание посетителя Лувра, называлась «Брак в Кане», принадлежавшая кисти Паоло Веронезе, а тем единственным в тот день посетителем Лувра был Пьер Огюст Ренуар, признанный мэтр французской живописи, один из великих художников-импрессионистов.

«Брак в Кане», П. Веронезе

Это посещение Парижа художником, давно уже жившим на Южном берегу Франции, оказалось последним. И хотя жить Ренуару оставалось всего несколько месяцев, а писать картины доставляло ему все большие физические страдания, он не собирался выпускать кисть из своих скрюченных болезнью рук.

 Отсчет тяжелой болезни Ренуара начинается с 1897 года. В дождливый летний день того года 55-летний художник сломал руку, упав на камни с велосипеда, на котором любил разъезжать и поисках сюжетов для своих произведений. Ренуару была наложена гипсовая повязка и какое-то время он вынужден был писать левой рукой, просив свою жену помогать ему в работе над картинами. Локализация перелома точно неизвестна, однако, судя по свидетельству сына художника о том, что гипсовая повязка была снята через 40 дней, и о последующем упоминании о «вновь появившейся боли в правом плече», это могла быть плечевая кость.

После снятия гипсовой повязки и заключения врачей об отличном сращении перелома Ренуар снова начинает писать двумя руками, считая инцидент с переломом исчерпанным. Но у всякой болезни существуют свои закономерности развития, неподвластные человеку. Так и случилось с художником. Травма лишь способствовала манифестации суставного заболевания.

Однако по свидетельству внука художника и на предоставленной им фотографии припухлость суставов наблюдалась уже в 1896 году.

Прогулка по Сене. 1896 г. Видна припухлость пястно-фаланговых и проксимальных межфаланговых суставов левой кисти 

В канун Рождества 1897 года Ренуар с семьей отправляется на Новогоднюю елку в замок Манэ, где встречается со многими своими приятелями-художниками. Там он вновь чувствует незначительную боль в правом плече, напоминающую ему о недавно перенесенной травме, что вызывает у него некоторую настороженность. А тут еще Эдгар Дега начинает ему рассказывать о страшных случаях ревматизма, который возникает якобы после переломов. 

Осматривавший Ренуара доктор Журниак, по-видимому, на основании имеющихся признаков предполагает у него артрит, назначает антипирин и заявляет, что медицина считает артриты совершенно неизведанной областью. Предсказания врача, к несчастью, сбываются. Через год, в конце декабря 1898 года, у Ренуара возникает новый эпизод острого артрита, проявляющийся сильнейшими болями в суставах и практически полной обездвиженностью) правой руки.

Несколько дней он не прикасается к кисти. С этого времени болезнь начинает прогрессировать и больше уже не отступает. В 1902 году, как пишет сын художника Жан, «…стала заметнее частичная атрофия нерва левого глаза. Это был результат простуды, схваченной уже давно во время работы над каким-то пейзажем. Ревматизм увеличил частичный паралич. За несколько месяцев лицо Ренуара приобрело ту неподвижность, которая смущала тех, кто его видел впервые.

Нужно признаться, что все мы очень скоро привыкли к новому облику Ренуара. Мы совершенно забывали про недуг. О нем напоминали только все более учащавшиеся и теперь более острые болезненные приступы». Скорее всего, под частичной атрофией нерва левого глаза следует понимать невропатию лицевого нерва, по-видимому, не имеющую отношения к суставному заболеванию, поскольку дальнейшее течение болезни исключало системные (внесуставные) его проявления. И все-таки основной проблемой у художника остается суставной синдром, обозначаемый сыном общепринятым в то время термином «ревматизм».

Однако уже в то время врачи выделяли отдельно заболевания суставов, не связанные с ревматизмом, характеризующиеся хроническим прогрессирующим течением с постепенным развитием деформации суставов и нарушением их функций. В последующем подобное заболевание обозначалось в англосаксонской литературе как ревматоидный артрит, в немецкой — первичный хронический полиартрит, во французской — хронический эволютивный полиартрит.

Заболевание имело неуклонно прогрессирующий характер и неизбежно приводило к инвалидизапии больных. Именно такое течение заболевания наблюдалось у Ренуара. Лечение носило лишь симптоматический характер. Только более чем через 30 лет в 1948 году американец Hench произведет инъекцию кортизона больному ревматоидным артритом с разительным эффектом, что дало надежду многим несчастным пациентам, однако Ренуару так и не доведется дождаться этих спасительных инъекций.

А пока Ренуар постоянно принимает антипирин, старается делать стоившие больших усилий упражнения с полотенцем, но все это не приносит никакой пользы. Скованность в суставах не проходит почти полдня. Чтобы пройти несколько сот метров от дома до мастерской, он вынужден иногда опираться даже на две палки. Многочисленные врачи, осматривавшие Ренуара, только недоумевающе качают головой и заявляют, что наука ничего не знает об этой форме болезни суставов.

Однако Ренуару становится все тяжелее и тяжелее. Каждое последующее обострение становится более катастрофичным и все сильнее ограничивает ту минимальную двигательную активность, которая еще остается у художника. Он испытывает неописуемые трудности и боли при передвижении, которое становится для него на-стоящей пыткой. В 1904 году художник возлагает большие надежды на лечение в одном из французских курортов Бурбон-ле-Бэн.

С трудом погружается он в ванны и с неменьшим трудом вылезает из них. Но все тщетно. После проведенного курса лечения он не ощущает ни малейшего облегчения и возвращается домой уже не с палками, а на костылях. В том же году в Осеннем салоне проходит выставка его произведений с таким успехом, что художник на какое-то время забывает о неудаче курортного лечения.

Пока его руки не были скрючены, он чистил грушу, держа ее на вилке в левой руке, а правой снимал ножом кожицу не толще листка папиросной бумаги. Ренуар боролся за сохранение своих рук. «Ведь пишешь руками», — часто повторял он. А теперь пальцы плохо слушаются Ренуара и не могут, как раньше, ухватить мячики, которыми художник научился жонглировать с целью поддержания функции суставов кистей. Постепенно развивавшаяся деформация кистей нарушает функцию столь необходимых для живописца суставов кистей. И к этому надо как-то приспосабливаться.

Его мазок становится все шире, что казалось бы, противоречило его стилю. Сковавшая руки Ренуара болезнь невольно вынуждает его раскрывать в себе другие сокровенные, глубоко запрятанные эмоции и способы их выражения на холсте. Как писал один из биографов художника Анри Перрюшо, «Под его кистью женщины, дети, цветы и листья отныне все больше сливаются в единую трепетную массу, сверкающую, будто охваченную единым вселенским пожаром».

После одного из самых тяжелых обострений, утратив возможность жонглировать мячиком и уже с сильно деформированными руками, Ренуар приступает к написанию портрета Миссии Годебска — одной из красивейших и необыкновеннейших женщин Парижа того времени, окруженной многими великими французами. Одним из ее мужей был знаменитый французский врач Жан Шарко, а в последующем она стала женой художника-пуантилиста Ж.Сера.

Миссия Годебска и ее муж приглашают Ренуара в театр на одно из представлений русских балетов Сергея Дягилева. Но, войдя в театр и оказавшись перед большой лестницей Гранд Опера, Ренуар с грустью останавливается, понимая, что переоценил свои возможности. Ему никак не подняться по этой великолепной, но непреодолимой теперь для него лестнице. А он ведь так хотел увидеть «Петрушку» И.Стравинского в постановке Сергея Дягилева.

И вдруг муж Миссии Годебски подхватывает Ренуара на руки и торжественно проносит художника в ложу, не обращая внимания на удивленные взгляды окружающих. Один из свидетелей так описывает это событие: «Несколько лет назад на спектакле русского балета я вдруг увидел в ложе старика в пальто и в кепке, низко нахлобученной на голову. Вокруг странного гостья хлопотали женщины в бальных платьях, точно придворные дамы вокруг короля. Я взял лорнет: это был Ренуар в обществе Миссии».

А сам Ренуар, казалось, даже не замечал обращенных к нему лорнетов и, как дитя, восхищался тем, что видел на сцене. Но вот у Ренуара наступает, пожалуй, самый трагический для художника момент. Он не может держать кисть, но все-таки не хочет с ней расставаться. Поскольку из-за дряблости и истончения кожи прикосновение древка кисти вызывает боль, ему обматывают пальцы полотняными полосками и между большим и указательным пальцами просовывают кисть.

Обросшие легендами рассказы о том, что будто бы кисть привязывали к рукам художника, не соответствуют действительности и опровергаются как детьми, так и друзьями художника. Рука уже не сжимает кисть, а словно цепляется за нее. И будет цепляться до последнего вздоха. Ведь руки художника, несмотря на обезобразивший их болезненный процесс, совсем не дрожат, а глаза остаются зоркими и верными.

Он без труда накладывает на полотно точечку белил величиной с булавочную головку, намереваясь обозначить отсвет в зрачке натурщицы. Окружающих Ренуара немало удивляет, с какой ловкостью и уверенностью он орудует своей искалеченной рукой. Торговец картинами и друг художника Воллар так описывает приготовления Ренуара перед написанием его портрета в 1915 году: «»Медицина» (так художник называл сиделку.) приготовляла палитру. Ренуар называл краски, она выжимала тюбы. Когда палитра была готова и сиделка принялась вставлять кисти между пальцами Ренуара, он заметил: «Вы потеряли мой большой палец» (повязка из свернутой материи, в которую вставляли большой палец художника). Я уже оплакивал мой портрет, но «медицина» нашла «большой палец» в кармане своего передника. Ренуар «атакует» свой холст, как кажется, без предварительного распределения композиции. 

Даже своими окостенелыми пальцами ему удается, как прежде, сделать голову за один сеанс. Я не мог оторвать глаз от руки, которой он писал. Ренуар это заметил: «Вот Вы отлично видите, Воллар, что вовсе и не нужны руки, чтобы писать»».

В попытках улучшить подвижность суставов Ренуару проводится несколько мелких хирургических операций, о чем свидетельствует сам художник в письме другу: «Меня снова царапал хирург. Еще одна операция состоится через неделю, за ней последует еще одна и еще. Не знаю, когда я смогу наконец сидеть, я уже начинаю отчаиваться, все только одни отсрочки. Сегодня вечером хирург сказал, что надо подождать еще несколько недель. По правде говоря, нет ни малейшего улучшения, и я лишь все больше и больше становлюсь калекой. А так аппетит у меня нормальный. Все идет хорошо».

«Все идет хорошо» означает только то, что Ренуар продолжает писать картины и что его искусство пока побеждает уготованную ему судьбой страшную болезнь. Ренуар был поглощен своим искусством, которое развертывалось, несмотря на его болезнь, и может быть, как это ни парадоксально, как раз в связи с болезнью, как он сам утверждал, потому что принужденный оставаться без движения, он не рассеивается ничем и ни о чем, кроме живописи, не помышлял.

Ренуар жил тем, что примирился со своей участью. Что касается хирургических методов лечения, то, по-видимому, речь могла идти об операциях, направленных на частичное восстановление функции пораженных суставов. До второй половины XIX века основным способом мобилизации неподвижных суставов являлись операции насильственного выпрямления, при которых растягивались и разрывались непрочные внутрисуставные сращения и сморщенные околосуставные ткани до появления свободных движений.

После операции с помощью массажа и двигательных упражнений добивались активной подвижности сустава. Полученные результаты операции заключались не столько в восстановлении движений, сколько в исправлении порочного положения конечности. В 1887 году J.Wolf предложил операцию артролиза, заключающуюся в иссечении препятствующих движениям внутрисуставных сращений без резекций суставных поверхностей.

Эти операции не получили широкого применения. Позднее разрабатывалась артропластика применительно к отдельным суставам. Основу операции представляла артропластическая или поднадкостничная резекция суставов. В 1863 году Verneuil предложил использовать прокладку из мягких тканей между резецированными концами кости во избежание рецидива анкилоза. Во Франции эту операцию успешно применил Rochet в 1894 году.

Возможно, что именно такой вид операций производился Ренуару. С 1912 года Ренуар вынужден пользоваться креслом, не подозревая еще, что больше ему уже никогда не суждено встать на ноги. В этом же году во время пребывания Ренуара с семьей в Париже друзья художника решили показать его одному из лучших специалистов по ревматическим заболевания Анри Готье. После первого осмотра врач, произведший благоприятное впечатление на художника, обещал за несколько недель поставить больного на ноги.

И хотя для изведавшего уже немало способов лечения Ренуара и обещаний вылечить его это казалось утопией, он отнесся к этому обещанию не столько скептически, сколько философски. Но ему так хотелось вновь бродить по деревне в поисках сюжетов и самому ходить вокруг холста, что Ренуар обещал беспрекословно выполнять все предписания врача. Основные лечебные мероприятия сводились к лечебной гимнастике и укреплению режима.

К удивлению близких, через месяц Ренуар почувствовал себя уже лучше. Однажды лечивший его врач объявил Ренуару, что настал день, когда художник начнет ходить. Врач приподнял больного из кресла и всех поразило, что Ренуар стоит на ногах и с радостью смотрит на окружающих. И даже когда врач отпустил художника, он не упал и, собрав все свои силы, сделал первый шаг, за ним второй, обошел вокруг мольберта и вернулся к своему креслу.

Ситуация напоминала евангельского паралитика, который начал двигаться после того, как Христос приказал ему встать на ноги. Но вдруг Ренуар, еще стоя на ногах, обратился к врачу: «Благодарю Вас, доктор. Вы светило! Но я отказываюсь от ходьбы. Она отнимает у меня всю волю, не оставляя ничего для живописи. Если уж выбирать между ходьбой и живописью, я выбираю живопись». Он снова уселся в кресло с тем, чтобы больше уже никогда не встать с него.

В 1907 году Ренуар покупает усадьбу под названием «Колетт» в Кань-сюр-Мер, возле Ниццы, и строит там дом, в котором проведет остаток жизни. Большую часть этого уголка занимала старая оливковая роща с прекрасными кряжистыми, увенчанными густой листвой деревьями.

Мастерская Ренуара в «Колетт»

Усадьба занимала около двух с половиной гектаров. Помимо олив здесь росли также апельсины и другие фруктовые деревья, виноград, розы. На участке стояла небольшая ферма. Добраться до «Колетт» можно было лишь по крутой узкой каменистой дорожке. Но художник не захотел расширить ее. «Может, это и неудобно, — говорил он, — но кто искренне любит меня, тот не поленится взобраться сюда, чтобы со мной повидаться. Зато, возможно, эта крутая тропка избавит нас от многих зевак».

Эти слова Ренуара невольно вспоминает каждый, кто в наши дни направляется по той самой «крутой тропке» в ставшую знаменитой усадьбу «Колетт», чтобы на время погрузиться в неповторимый мир, которым жил, творил, наслаждался великий мастер. Здесь все дышит Ренуаром, вместе с которым мы осторожно следуем по тропинкам к дому, к мастерской, между столетними, почти живыми «оливковыми существами» с причудливыми изломами и изгибами своих стволов, напоминающими деформированные и изуродованные болезнью руки больного хозяина.

С особым трепетом мы входим в мастерскую, где все напоминает присутствие художника, не дописавшего одну из своих картин. Новый год принес Ренуару, как он сам говорил, «в подарок» — грыжу. «Это пустяк, но бандаж мне очень мешает». Кроме того, он переболел бронхитом, легким, но затяжным. А из-за ухудшавшегося состояния суставов ему пришлось заменить
свои палки парой костылей. Но художник по-прежнему терпеливо сносит все недуги и в своих картинах продолжает воспевать жизнь. В своих знаменитых «Купальщицах», созданных в последний год жизни, он предпочитает писать натуру в естественном виде, сосредотачивая все внимание не на сюжете картины, а на форме, цвете и фактуре. Доминирующим цветом в его холстах стал красный, вызывающий у многих недоумение. 

О. Ренуар, «Купальщицы»

Ренуара упрекали за то, что отныне в его картинах преобладали красные тона: будто он поливал свои произведения, особенно обнаженную натуру, «желе из красной смородины». Ренуар пожимал плечами. Свободный от всякого принуждения, от каких бы то ни было обязательств, Ренуар отдался своему искусству, подобно другим великим старцам, бесконечно увлеченным живописью, литературой или музыкой, которые, упиваясь безграничной свободой, творят своей фантазией новый мир. «Не мешайте мне наслаждаться моим безумием, моими открытиями», — говорил он.

В последнем периоде творчества любимой моделью Ренуара стала Габриэль Ренар, кузина его жены, впервые появившаяся в их доме в 1895 году, чтобы нянчить их первенца, Жана. Здоровое, крепкое, пышное тело Габриэль было именно тем идеалом, который всегда искал в женщинах Ренуар.

О. Ренуар со своей моделью

Жизнь в «Колетт» приспособлялась к немощам хозяина. Утром после тяжелой ночи, изнуряющей художника болями, кухарка Луиза, сильная и крепкая женщина,
умывает, одевает и усаживает его в кресло перед накрытым столом для завтрака. Несмотря на тяжелое состояние, Ренуар не признает завтрак в постели. После зав-трака художник просит относить его в мастерскую в зависимости от погоды или от того, что он писал. Он почти не пользуется мастерской в доме с большим окном на север. Ему надоедает холодный и безукоризненный свет.

Он выстраивает себе нечто вроде большого застекленного павильона со съемными стенами, куда со всех сторон мог проникать свет. Ренуар пишет как бы на воздухе, но защищенным стеклянными рамами. Построенная им мастерская отвечает потребностям писать и на пленэре и в мастерской. Практически неподвижность Ренуара заставляет его прибегать ко многим ухищрениям, изобретая разные приспособления для писания картин.

Оригинал взят у evrikaru в Последние мазки Огюста Ренуара

Ещё много букв:)